Посреди улицы весит большой советский ковер. Он стоит стоит так, что разделяет пространство улицы на две части. С каждой стороны находятся  актрисы. Они в серых  халатах. У каждой по банке трехлитровой с солеными: огурцами, помидорами. Это их фетиш, их загон. Они взаимодействуют только с ней, танцуют вокруг нее, садятся на нее, как стул, качают ее, как младенца. Это абсурдный ход, в этом есть юмор, поэтому они должны существовать архи-серьезно, будто это у них священный Грааль в руках, а не советская банка с соленьями. Это их действие перемежается другим. С противоположных сторон ковра одновременно или более менее друг за другом, актрисы подходят к ковру и начинают его выбивать, у них возникает потребность диалога. Актриса с остервенением начинает лупит по ковру и пытаясь докричаться до своего оппонента с другой стороны. Она хочет поделится какой-то своей историей, радостной или грустной, это уже момент импровизации, важно другое, что вот они лупят по ковру и не могут услышать друг друга, порываются, но элементарно не могут понять, что не нужно одновременно бить и говорить. Когда они выбиваются из сил, обессилив или наоборот в гневе, актрисы снова возвращаются к своим банкам.

Пристройки к ковру должны быть разными, так как разными могут быть их истории,которыми они хотят поделится. Однако важно, что они едины в своем остервенении и желании докричаться при этом, не бросить выбивания. Это такое женское отчаяние. Эти женщины, девушки теряют собственную индивидуальность, "забивают "на себя, от того, что их поглощает быт и в этом желании, они бессознательно изводят себя, это какой-то мазохизм что ли..